Сергей Стась: в жизни хоккеисты должны быть добрыми, а на льду – стервятниками
Сергей Стась в интервью газете «Прессбол» рассказал о строгом подходе к тренировкам и о том, как его жесткость проявляется к сыновьям, которые выбрали хоккей.
– Некоторые ребята говорили, что вы немножко тиран. Вы с ними согласны? В чем это проявляется, на ваш взгляд?
– Раз тиран, то скажу про игроков так: в жизни они должны быть спокойными и добрыми, а на льду – стервятниками, которые не знают к себе жалости. Поэтому требую и хочу, чтобы мои правила выполнялись. Приходится иногда тиранить. Демократия на тренировках к хорошему не приводит.
– Какими еще принципами руководствуетесь в работе?
– Хочу видеть сто процентов отдачи в час нашей тренировки. Все жены, дети, девушки должны остаться вне льда. Важно, чтобы ребята высказывали все друг другу в раздевалке, а не тащили на арену недосказанности. Честность и хорошее отношение к партнерам играют важную роль. Не всегда может получаться, как хочется. Но нужно стараться.
– Ваши дети тоже занимаются хоккеем. За спортивную династию чувствуете дополнительную ответственность?
– Нет. Младший сын играет за «Динамо-2008». И я не трясусь за него, что вот он должен выступать в НХЛ или КХЛ. А со старшим так было. Сегодня считаю, что ребенок должен получать от хоккея удовольствие. Пробьется вверх – порадуюсь за него. Если нет – не расстроюсь.
– Сыновья сами захотели стать хоккеистами или это была ваша инициатива?
– Старшего поставили на коньки еще в Америке. А у младшего не было выбора. Он родился в Германии. В его жизни всегда были гостиницы, переезды, стадионы. Вся жизнь в хоккее. Поэтому даже ничего делать и не нужно было, сам пошел.
– К вопросу о вашей «тирании». Вы проявляете к сыновьям такую же требовательность, как и к спортсменам? Все-таки они тоже хоккеисты.
– Стараюсь, но супруга говорит, что я мягкий. Она с ними пожестче. А я балую их. Не требую ничего. Вне льда вообще совсем другой. Добрый, спокойный.
– Сейчас молодые тренеры учатся у вас. А у кого в свое время опыт перенимали вы?
– На первых порах учился у Сидоренко. Потом пересекался с Вудкрофтом. И почерпнул многое относительно подготовки к играм, видеоразборов. Думал, что это все. А оказалось, это такая мелочь в тренерской карьере. Вот брат выступал в "Авангарде", и я внимательно следил за работой Боба Хартли. Мне нравится тренировочный процесс и видение игры этого специалиста. Считаю его тренером номер один. Уверен, многие со мной не согласятся, так как его работу сильно критикуют. Но человек сыграл за три года два финала — это говорит о многом. Удалось пообщаться с ним пару раз, но больше через брата уточнял какие-то моменты. Не пропускаю ни одного его матча. Делаю нарезки встреч, разбираю пропущенные шайбы. Считаю, что этот тренер, скажем так, заочно очень сильно на меня повлиял.Много общался с Бови Брэндоном, который занимается физподготовкой в "Авангарде". Наше расписание игр перед плей-офф было немного похожим. Мы консультировали друг друга в тот период. Много интересных идей подкинул Константин Шафранов, с которым мы играли еще в Америке. Тоже тренер "Авангарда".
– Вы играли в американских, немецких и белорусских клубах, но при этом в Россию вас не занесло. Это какая-то позиция или просто не предлагали?
– Предложения были после моего успешного сезона в "Нюрнберге". Звали в Казань. Но я отказался. Помню, в разговоре с тренером даже проскользнули фразы, что вы, мол, много тренируетесь. Вспоминаешь и думаешь: какой был балбес. Но тогда в Германии на руках был контракт и хорошие условия.
– Есть какие-то отличия в отношении к хоккею в этих регионах?
– Северная Америка — это вообще отдельная история. Там нужно было каждый день доказывать состоятельность. Как-то подписал контракт на просмотре, а в первом же матче в драке сломал два пальца. И что делать? А там два варианта: или уезжаешь, или играешь. Так я просто перематывал поломанные пальцы, разрезал перчатку и действовал как бы тремя пальцами. Вот так выходил на лед месяц. Что творил… Хотя, с другой стороны, это проявление характера было.
В "Нюрнберге" мне сломали клюшкой челюсть. Сразу ничего не понял. В перерыве смотрю в зеркало, а челюсть на две части, зубы разделены. Сделали операцию. Через пять дней приходит менеджер: мол, без тебя никак. Доктор тогда сказал: "Мы тебя собрали, любой толчок — и все развалится". Подписал бумагу, что беру на себя ответственность. Мне сделали на челюсть маску, с которой и играл. На психологическом уровне казалось, что каждый удар снова ломает кости. А соперники пытались локти всунуть под маску.
Придерживаюсь правила, что есть боль, через которую можно играть и помочь клубу. Хотя, если откровенно, при перезаключении контракта моей самоотверженности с челюстью никто не учел.
Источник: газета "Прессбол"
